С Константином Крыловым я не была знакома лично и даже виртуально, но во всяком случае знала, что Михаил Харитонов и Юдик Шерман – это не отдельные люди, а его аватары. Несколько лет, еще в нулевых, я была подписана на блог Крылова «Всеобщий синопсис», до начала войны с Украиной отписалась от него, потому что, по моим впечатлениям, автор стал повторяться, тиражируя одни и те же ошибки и эмоции, которые меня уже не интересовали.
В этот период из общих соображений я почти перестала вступать в дискуссии на чужой территории: корректировать чужое мировоззрение – занятие сложное, трудоемкое, и определенно не стоит за это браться, если не знаешь человека так хорошо, что готов посвятить ему своё личное время и нервы, ну а скорректировать моё собственное мировоззрение в дискуссии в чужом блоге уже стало совершенно невозможным, ресурс когда-то был, но к тому времени исчерпался. Поэтому в тот период я перестала читать многие блоги, включая «Всеобщий синопсис». Ссылки на тексты Крылова иногда попадались у меня в ленте, и если моим друзьям это было интересно, мы обсуждали какие-то его идеи, но в целом я переключилась на другие вопросы и тему русского национализма, которым занимался Крылов, для себя закрыла.
Тем не менее, Константин Крылов остался в моем культурном пространстве. Два его текста постоянно в оперативной памяти, я очень рада, что прочитала их в то время, и они теперь со мной навсегда. Это «Идея и вещь у Платона» и «Эти десять» – статьи о Платоне и Аристотеле (эти десять – десять категорий).
«Идея и вещь у Платона»
Еще в 2008 году я написала резюме текста о Платоне, и приведу его здесь:
«Платон постоянно задавался этическими вопросами. Что такое добродетель, истина, красота всё время обсуждается в его диалогах, он рассматривает эти вопросы с разных сторон, много лет опять и опять к ним возвращается. Такие вещи как, скажем, милосердие и справедливость каким-то образом присутствуют в нашей жизни: о любых двух поступках мы можем сказать, какой из них более справедлив, хотя самой справедливости никто увидеть не может. В конце концов Платон приходит к выводу, что справедливость, милосердие, добродетель и прочее существуют нетрадиционно, именно в виде идей. Поступок может быть причастен справедливости, некий предмет – красоте, так мы и определяем, справедлив ли поступок и красив ли предмет.
Далее, идея может быть у того, у чего есть противоположность – это критерий, по которому определяется, можно ли в данном случае говорить об идее. Милосердие и жестокость, правда и ложь, добро и зло проявляются попарно. В каком-то действии больше милосердия и меньше жестокости, в каком-то предмете больше красоты и меньше уродства. Всё, причастное миру идей, причастно к нему именно таким образом.
Отсюда понятно, что у единичной вещи не может быть идеи, хотя бы потому что у неё нет противоположности – что противоположно чаше или собаке? Да ничего, потому и об идеях тут говорить не приходится. Как мы уже видели, идеи нужны не для этого».
Мое мнение не изменилось – это ключ к пониманию учения Платона, что бы ни добавлялось после.
«Эти десять»
Текст Крылова об Аристотеле замечательный уже не в методологическом плане, а в контексте истории религий. В этой статье Крылов проводит сравнение десяти категорий Аристотеля и десяти сефирот каббалистов. Автор устанавливает взаимосвязь в каждой десятке, и несмотря на нарочитую запутанность каббалистических терминов, обосновывает вывод о том, что сефироты можно понимать как категории Аристотеля, а их разный порядок отражает логически разные религиозные системы мироздания. Позволю себе длинную цитату:
«При сравнении аристотелевой схемы расположения категорий и каббалистическим древом сефирот обнаруживается существенное отличие: три первых и последняя сефироты однозначно соответствуют категориям Аристотеля и находятся на тех же местах, а шесть срединных сефирот перевернуты относительно соответствующих категорий у Аристотеля.
Это несоответствие, как ни странно, объясняется из самой же Каббалы. Дело в том, что основой учения Каббалы об истории мира является миф о падении ангелов, толкуемый эзотерически как падение шести сефирот. Это «падение» в каббале Исаака Лурия именуется разбиением сосудов, то есть распадом оболочек срединных сефирот и порядка их устроения.
Мир произошел из-за ошибки. Ибо тот, кто создал его, желал создать его негибнущим и бессмертным. Он погиб и не достиг своей надежды. Ибо не было нерушимости мира и не было нерушимости того, кто создал мир.
Экстравагантная теория о логической катастрофе, следствием которой было возникновение нашего («несовершенного») мира, тесно связана с основной идеей любого оккультного движения – исправления человека и через него – исправления устройства мира. Основой всех этих представлений является подразумеваемое положение: мир устроен не так, как должно.
Речь идет именно о логическом каркасе мироздания, а не о физической (или, тем паче, социальной) реальности.
Однако единственный возможный вид «ошибки» в логической схеме — это ее искажение (поскольку реальное исчезновение любой категории уничтожило бы всю схему сразу – но и потому, что вне логического пространства категорий ничего нет, и «падать» просто некуда). В рамках нашего исследования мы можем предположить, какого рода искажение имеют в виду мистики-каббалисты. Это падение, точнее – опрокидывание части категорий, оставшихся, однако, в пределах целого и продолжающих взаимодействовать с ним.
Столь же очевидно, что Аристотель (в соответствии со своим оптимистических взглядом на мир) ничего подобного не предполагал. Его система соответствует «правильному» состоянию мира и имеет очень простую симметричную структуру».
Установление единства онтологии, лежащей в основе крупных религиозных систем средиземноморской ойкумены, – одна из заслуг Пико делла Мирандола, основателя гуманизма. Свою концепцию чудесный философ собирался отстаивать в рамках диспута, который к сожалению не состоялся, но замысел был грандиозный: «В декабре 1486 года 23-летний философ составил «900 тезисов по диалектике, морали, физике, математике для публичного обсуждения», рассчитывая защищать их на философском диспуте в Риме. Диспут, для участия в котором приглашались учёные всей Европы (проезд в оба конца брался оплатить им автор тезисов), должен был открыться речью Пико, которой позднее было дано название «Речь о достоинстве человека» (издана в 1496 году)». Кто считает себя гуманистом, должен помнить, с чего всё начиналось, и может порадоваться современной теории в том же духе.
«Факап»
Произведений Харитонова я прочитала очень мало, но достаточно, чтобы решить, что это не моё. И всё-таки с одним из масштабных его романов последнего времени я познакомилась. В 2018 году мне посчастливилось снова посетить Санкт-Петербург, где мои друзья настояли, чтобы я закачала «Факап» Харитонова перед вылетом обратно. Всю дорогу домой я читала эту грандиозную деконструкцию, в которой синтезируются не только романы Стругацких, но и разные зарубежные и русские фантастические тексты советского периода. Это очень узнаваемый мир, хоть и вывернутый наизнанку. Настоящий массаракш. Стругацких я одно время очень любила, всех там знаю, и авторская версия событий легла на подготовленную почву. Я увлекалась АБС не до такой степени, чтобы ужасный фильм «Обитаемый остров» 2008 года стал моей личной трагедией, но то, что Стругацким так не везет с экранизациями, несомненно является одним из пунктов в списке несовершенств этого мира. Поэтому такое творческое переосмысление знакомой вселенной меня очень порадовало, хоть автор и не оставляет камня на камне от утопии, на всех уровнях превращая ее в антиутопию.
Параллельные миры
Анализ Крыловым западного менталитета, как он дан, например, в статье «Комфорт как идея Европы», на мой взгляд безупречен, противника он видит ясно и правильно. Обидно, что при этом наших он видит как неудачных, недоделанных европейцев, и транслирует это отношение с помощью всех своих текстов.
Значимость творчества Константина Крылова в целом лучше оценят люди, которые лучше с ним знакомы. Я же хотела показать читателю взгляд из параллельного мира на мир в чем-то интересный и яркий, породивший несколько идей, которые возьму с собой, но в целом чужой, странный, который я не считаю, как выразился Борхес, неизбежным – как Пьер Менар не считал неизбежным «Дон Кихота» и мог вообразить мир без этой книги.
http://oduvan.org/chtivo/esse/konstantin-kryilov-vzglyad-iz-luganska/
